Так потому что... потому что это День святого Валентина, — попытался объяснить он. —Виктор вырос в доме, где Дню святого Валентина всегда сопутствовали непомерное возбуждение, суета и всеобщая суматоха. Его сестры целыми неделями предавались размышлениям о том, кто же пришлет им поздравительную открытку; его мать в праздничный вечер готовила для мужа совершенно особенный ужин и подавала его исключительно при свечах. Отец же его покупал в подарок своей супруге что-нибудь романтическое: крохотный золотой брелок-сердечко, кулончик с брюликом, хрустальную вазу с единственной роскошной розой.
Поэтому неудивительно, что для Виктора это был не совсем обычный день. В реальном же мире, как он понял в один прекрасный момент, дела обстояли совершенно по-другому. В школе, например, его одноклассники не посылали девочкам открыток, а если и посылали, то в шутку, нередко делая на них всякие обидные надписи или рисуя не совсем приличные карикатуры.
У них дома никто и не заикался о каких-то особых церемониях, долженствующих сопутствовать Дню святого Валентина, поэтому Виктор благоразумно держал язык за зубами и помалкивал о том, как готовятся к празднику дома у него. Нет смысла самому напрашиваться на насмешки. С него хватало того, что его частенько высмеивали за вежливость, хорошие манеры и полное отсутствие интереса к дракам с одноклассниками.
Позднее, когда он стал учиться на электрика, в техническом училище тоже праздновали День св. Валентина, устраивая танцевальные вечера. Но парни все разговоры вели лишь на одну тему: насколько недоступна или доступна та или иная из приглашенных девушек. У Виктора никогда не было желания толковать с кем-то о «доступности» общих знакомых; он считал это слишком личным делом, чтобы распространяться об этом в пивных барах. Поэтому его соученики — кто раньше, кто позже — сдались и не заговаривали с ним на эту тему.
У его первого хозяина не было времени на празднование Дня святого Валентина. Он называл этот праздник пустой затеей, никчемной трепотней и выкачиванием денег из простодушного народа. Примерно в это время Виктор отправил валентинку одной милой девушке по имени Хэрриет, с которой несколько раз ходил в кино. Хэрриет сразу же позвонила ему.
— Послушай, Виктор, я дико извиняюсь, но, похоже, вышла какая-то жуткая путаница. Я вовсе не относилась к тебе серьезно, не была тебе верна, не собиралась выходить за тебя замуж или делать что-то в этом роде.
Виктор растерялся и не на шутку встревожился.
— Нет, о Боже, конечно же нет! Я тоже не готовился ни к чему такому... — промямлил он, начиная паниковать при одной лишь мысли о возможности подобного поворота событий.
— Тогда с какой стати ты присылаешь мне эту открытку с розами, фиалками, да еще и со своей подписью? — негодующе осведомилась она.
— Так потому что... потому что это День святого Валентина, — попытался объяснить он.
— Но ты ведь подписался своим собственным именем! Естественно, я подумала, что ты имеешь на меня какие-то виды! — Хэрриет была возмущена и пылала праведным негодованием, не понимая, как может мужчина быть таким недотепой и размазней и ни черта не смыслить в предназначении этого праздничного дня, которое совершенно ясно всем нормальным людям.
— Прости меня, пожалуйста, — робко попросил Виктор. — Я никогда больше не буду так поступать.
Но конечно же, он поступил точно так же, когда встретил Мюриел и без памяти в нее влюбился. Мюриел же заявила, что ему следовало бы набраться храбрости и прямо сказать, что он ее любит, а не полагаться на почтовую открытку с чьими-то чужими стихами и чувствами. Она не видела для них общего будущего, хотя и сожалела об этом.
Виктор решил, что женщины — существа совершенно загадочные, что он абсолютно их не понимает и не знает, как с ними обращаться. У него бывали мимолетные встречи с симпатичными девушками, имелось некое подобие «светской жизни», и время от времени он даже заводил недолгие романы, ни один из которых, впрочем, не мог закончиться чем-то путным.
Он был, однако, классным электриком. Досконально разбирался во всех тонкостях своей профессии, умел обращаться с людьми и потому вскоре оставил хозяина и завел собственное дело. Мобильный телефон, визитные карточки, уйма устных рекомендаций — как говорится, слухом земля полнится — и вскоре у Виктора появилось больше заказчиков, чем он успевал обслужить.
Иногда его спрашивали о личной жизни. «Я пока еще так и не встретил той, что мне нужна, — отвечал он, полушутливо добавляя: А потому и брожу один-одинешенек, безнадежный романтик, злосчастный трубадур, слагающий песнь за песнью в честь до сих пор не встреченной прекрасной дамы. Но девушки что-то не спешат воспользоваться случаем».
У этого теперь уже 38-летнего мужчины вечно были забавно всклокочены волосы, а лицо его всегда освещала теплая, приветливая улыбка. И любознательные собеседники не особенно верили его словам, полагая, что его личная жизнь весьма колоритна, но он просто не охотник трепать языком.
Виктор располагал к себе людей, поэтому ему нередко приходилось выслушивать их откровения, и это ему нравилось. Ему нравилось любое общение, потому что он был по-своему немного одинок.
Ему хотелось, чтобы у него был кто-то, кто мог бы составить ему компанию по выходным. Кто-то, с кем можно было бы вместе съездить в отпуск. У Виктора давно уже были отложены деньги на отпуск, но ему как-то не хотелось никуда ехать в одиночку. Поэтому он нередко находил отдых в беседах со своими заказчиками. Так он беседовал с одной бездетной парой, которая долго-долго собиралась усыновить ребенка, и когда долгожданное событие наконец-то произошло, оба новоиспеченных родителя так разволновались, что пригласили Виктора на праздничную вечеринку.
— Вы родственник? — спросил его кто-то.
— Да нет. Я тут просто менял проводку в детской, — правдиво ответил он, и снова словам его не было веры.
А еще он долго разговаривал с человеком, который вот уже несколько недель робел признаться жене, что его сократили. Он выпил с несчастным страдальцем безработным не меньше десяти чашек чая, хотя пришел к нему, просто чтобы поставить новые розетки.
Но главным образом он вел долгие беседы со старенькой миссис Тодд. Она прониклась к Виктору самыми теплыми чувствами. Она рассказала ему все о своей семье, о своем сыне Фрэнке, который так старается защитить ее от лихих людей, что даже установил для нее индивидуальный видеодомофон и она могла видеть на маленьком экране, кто звонит в дверь, прежде чем впустить его в дом. Миссис Тодд вовсе не нужна была эта сложная система, но Фрэнк настоял на своем. Он снова и снова повторял, что в мире полным-полно очень злых, жадных, хитрых и опасных людей.
Сын нечасто заходил проведать свою пожилую матушку, и Виктор сожалел об этом, но Фрэнк умел и на расстоянии устанавливать свои порядки. Миссис Тодд призналась, что Фрэнк строго-настрого запретил ей приглашать на чашку кофе людей, с которыми она лишь недавно свела знакомство. Неукоснительно исполнять это суровое предписание для нее было трудновато, но она испытывала полную уверенность в абсолютной правоте Фрэнка. Виктору казалось, что, судя по рассказам миссис Тодд, ее сынок просто беспардонный грубиян и невежа, каких свет не видывал, но у него хватало ума и такта не высказывать своих соображений хозяйке.
Дочь Фрэнка, Эми, уехала из дома в Австралию, как только доросла до того возраста, когда по закону получила на это право. Миссис Тодд говорила, что Эми регулярно пишет ей; она живет в Сиднее, работает там в цветочном магазине и несказанно счастлива. Ей только очень хотелось бы, чтобы бабуля приехала ее навестить.
— А почему бы вам и в самом деле не съездить туда? — поддержал Виктор предложение внучки миссис Тодд.
Он снова пришел в ее квартиру, чтобы подтянуть якобы ослабший контакт, из-за которого не включалась микроволновка. И он, и она знали, что с электричеством и электроприборами в доме полный порядок, но что при этом она мучается ужасным, невыносимым одиночеством. Он заходил к ней в удобное для себя время, когда бывал в ее районе, и она исправно выплачивала ему символическую мзду за его предполагаемые услуги, чтобы их отношения поддерживались на сугубо профессиональной основе.
— О, тому есть множество причин, — печально вздохнула его собеседница. — Я уже не в состоянии самостоятельно совершать столь длительные путешествия, да и вообще это было бы не совсем удобно. Вы знаете, Эми не очень ладит со своим отцом, поэтому даже если бы у меня было достаточно сил, чтобы поехать туда одной, это вызвало бы семейные раздоры, а нам это вовсе ни к чему.
На Валентинов день Виктор отправил ей открытку, но — памятуя о своих прежних фиаско в этом вопросе — не стал подписываться под поздравлением.
Когда он в следующий раз зашел к миссис Тодд чтобы отремонтировать якобы неисправный кипятильник, то увидел свою открытку, стоявшую на каминной полке.
— Большое вам спасибо за валентинку! — приветствовала его миссис Тодд.
— Почему вы решили, что это я ее послал?
— Кроме моего покойного мужа, вы единственный романтик из всех моих знакомых, который способен на такой жест, — объяснила она.
Шел месяц за месяцем. Фрэнк появлялся у матери все реже и реже, но зато давал все больше ценных указаний по телефону. А Эми в письмах все настойчивее приглашала бабушку приехать. «Бабуля, пожалуйста, приезжай, я хочу показать тебе свою Австралию. Ты ведь совсем не старая, ты молода душой. Я экономлю и коплю деньги тебе на билет».
В канун Рождества, когда в Лондоне царили промозглая сырость и пробирающий до костей холод, Виктор принял решение.
— Миссис Тодд, почему бы нам с вами в начале года не отправиться туда вместе? Я доставлю и передам вас с рук на руки вашей внучке, а затем постранствую по пятому континенту. Я мог бы взять напрокат машину и поехать в Броукн-Хилл. Это доставило бы мне огромное удовольствие. А потом я бы вернулся и отвез вас обратно домой.
Ее глаза наполнились слезами.
— Вы так добры, если даже только думаете об этом! Поверьте, уже и этого достаточно, чтобы осчастливить меня.
— Нет, миссис Тодд, это вы должны поверить, что мне поездка нужна не меньше, чем вам. Я всегда мечтал съездить в Австралию. Я уже скопил денег и в принципе мог бы отправиться в путь хоть завтра. Мне просто не удавалось выдумать причину для такого путешествия.
— Но что скажет Фрэнк?
— Фрэнку придется проглотить это молча.
— Нет, Виктор. Вам легко так говорить, вы молоды. А я-то ведь уже старуха. Френк — это все, что у меня есть. Он ни за что не отпустит меня в эдакую даль с... с...
— С электриком, — подсказал ей Виктор.
— Н-ну... да, в некотором роде...
— Тогда мне придется стать знакомой Эми, ее подругой! Вот что мы ему скажем.
Весело улыбнувшись и подмигнув друг другу, на том они и порешили. Приключение началось.
Виктору потребовалось совсем немного времени, чтобы превратиться в подругу Эми — и все благодаря последнему достижению человеческого гения в области почтовой связи, электронной почте. Каждое утро он получал от Эми очередное послание. В Сиднее в это время был вечер, и Виктор тут же сочинял ответное письмо, чтобы успеть отправить его, пока она не отправилась на боковую. Мало-помалу они вместе придумали целую историю о том, как когда-то встретились и подружились. Оба радовались находчивости и изобретательности друг друга.
Эми не говорила ни единого худого слова о своем отце, но дала понять, что он и она — это два человека, которые, несмотря на необходимый минимум взаимной вежливости, никогда и ни за что на свете не придут к взаимопониманию.
Фрэнку, как и следовало, сообщили о предстоящем путешествии. У него тут же нашлись десятки веских возражений, каждое из которых трое заговорщиков заранее предусмотрели и на каждое из которых заготовили соответствующие неопровержимые контрдоводы. Трое против одного — соотношение сил сложилось явно не в его пользу, и Фрэнк, чертыхаясь, сдался.
И вот настал заветный миг, когда они оказались на борту реактивного лайнера — миссис Тодд и Виктор. Они рассмеялись, услышав, что стюард принял их за мать с сыном.
— Нет, мы деловые партнеры в одном совместном предприятии, — опровергла его предположение миссис Тодд.
Они выпили австралийского вина, чтбы заранее проникнуться духом Нового Света. Они заснули, а потом проснулись. И вновь заснули. Они выходили из самолета, чтобы выпить кофе, в одном из городов Среднего Востока и «тигрового пива» в Сингапуре. Ни один из них ни в малейшей степени не находил странным совместное путешествие на континент, лежащий на другом конце света.
Они смотрели фильмы, читали журналы и разговаривали о своем прошлом. Миссис Тодд рассказывала Виктору о мистере Тодде — чудеснейшем, добрейшем человеке, который каждую пятницу приносил домой цветы и не уставал повторять своей жене, что она сама прекраснейший из всех цветов на свете.
Виктор поведал миссис Тодд о различных дамах в своей жизни и о том, как он неизменно оказывался слишком романтичным для каждой из них. Может быть, счастье наконец-то улыбнется ему!.. Нет, он не думал, он в самом деле не думал, что это произойдет в Австралии. Там народ такой современный, деловой, целеустремленный и ясно видящий перспективу, они сочтут его просто бестолковым пожилым англичашкой. Миссис Тодд возразила ему, заметив, что люди с романтическим мироощущением есть повсюду в мире и что ему не следует все чересчур обобщать.
Затем с невероятной скоростью наступил рассвет и они увидели знаменитую Оперу, и мост через бухту, и все, что им представлялось в давних мечтах, — а потом самолет плавно совершил посадку. В ярком солнечном свете его уже поджидали толпы народу.
Виктор выкатил кресло с миссис Тодд на площадку пневматического подъемника. Девушка с чудесной улыбкой, в белой майке, розовых шортах и солнцезащитных очках, нетерпеливо подпрыгивая на месте, махала им обеими руками. На плечи ей ниспадали длинные черные волнистые волосы, а румяные щеки украшали очаровательные, трогательные ямочки.
Он в ту же секунду понял, что это Эми.
— Мы здесь! — крикнул он.
— Самое время, — отозвалась она.
Миссис Тод и ее внучка крепко обнялись. Сжав друг друга в объятиях, они расплакались от радости, а затем принялись рассматривать одна другую с нескрываемым удивлением. Вокруг них одновременно и многократно разыгрывалась та же самая сцена: австралийцы приветствовали родню, прилетевшую аж из самой Британии.
Виктор-электрик стоял немного поодаль. Наконец они вспомнили о нем.
— Это Эми, — не скрывая переполняющей ее гордости, объявила миссис Тодд.
— Добро пожаловать в Австралию, — сердечно улыбаясь, радушно приветствовала Виктора Эми.
Ему вдруг захотелось не объявлять о своем намерении сразу же выехать из Сиднея в глубь континента. Конечно, это было бы чертовски увлекательно, и это на самом деле являлось одной из причин его приезда сюда. Но теперь ему почему-то стало казаться, что и в Сиднее есть на что посмотреть. А он отвел на осмотр здешних достопримечательностей всего лишь три дня.
Эми показывала им город с немалым шиком. Сперва она провезла их на машине по знаменитому мосту через Сиднейскую бухту, а затем — на пароме под ним. Она отвезла их к Олимпийскому стадиону и Олимпийской деревне, а затем они целый день гуляли по прославленному сиднейскому зоопарку.
Эми совершенно справедливо считала, что для ее пожилой бабули никакое приключение не покажется слишком утомительным или чересчур рискованным. Она водила их в ресторанчики, хозяева которых — греки и итальянцы — неизменно оказывались ее добрыми знакомыми. Там ей была по душе немудреная обстановка и сердечность персонала, и там все казалось, как она выразилась, таким интернациональным.
— В этом смысле Лондон тоже мало-помалу приобретает немалое сходство с Сиднеем, — заметил Виктор.
— О, Лондон, — пожала плечами Эми.
— Далеко не все лондонцы похожи на вашего отца, — высказался Виктор, не успев прикусить язык.
Но она лишь улыбнулась. Они притворились давними знакомыми, чтобы одурачить ее отца. Теперь же они и в самом деле чувствовали себя старинными друзьями.
Виктору очень хотелось вручить Эми валентинку, прежде чем он отправится в буш и бесконечная лента дороги, вьющаяся по пустыням, карликовым лесам и зарослям колючего кустарника, выведет его к стадам кенгуру и голенастым страусам (Эми предупредила, чтобы он остерегался кенгуру, которые, особенно на закате, могут выпрыгнуть на дорогу прямо перед самой машиной). Но он подавил это желание, напомнив себе, сколько раз факт посылки им поздравительных открыток бывал совершенно превратно истолкован адресатами.
Может быть, стоило бы подарить ей открытку с изображенным на ней мишкой-коалой шоколадного цвета и двумя сердечками. Но ему не хотелось превращать серьезное дело в шутку; до него не доходило, как целая индустрия может базироваться на шутейной основе. Ему хотелось сказать просто и от души: «Спасибо вам за то, что осветили нашу жизнь». С какой стати ему притворяться, что это шутка?
Он пришел попрощаться, и Эми подарила ему алую розу. К розе была прикреплена открытка со словами: «Я буду скучать по тебе, Виктор-Валентин».
Вновь обретя дар речи, он промолвил: «Я только что подумал, что мне не стоит уезжать так уж надолго...»
И Эми ответила: «А я подумала, что, может быть, нам стоит поехать вместе с вами!»
МЕЙВ БИНЧИ
|
